Пьесу «Кабала святош» М.А. Булгаков написал в 1929 году. Спустя почти девяносто лет, в рамках пятого дня фестиваля фестивалей «У Золотых ворот» на сцене – спектакль Пензенского областного драматического театра им. А.В. Луначарского.
Волшебный расшитый занавес Владимирского театра (сейчас он притворился занавесом парижского Пале-Рояль) закрыт. На фоне огромных Золотых ворот, изображенных на нем, фигура господина де Мольера кажется совсем маленькой. Он обращается к королю, сидящему в ложе. Робко задранная кверху голова, слегка подрагивающий голос делают актера еще меньше, ниже. Такая важная именно сейчас тема – художник и власть.
Режиссер спектакля Ирина Керученко дословно следует булгаковскому тексту, детально иллюстрирует его, так, что кажется – герои сошли на сцену прямо со страниц. Она как будто растворяется в пьесе, отходит в тень, уступая подмостки самому Михаилу Афанасьевичу. Даже собственную авторскую позицию режиссер до поры до времени прячет, она промелькнет только в самом конце: для автора постановки Мольер, конечно, не преступник и не безбожник – перед смертью он получает из рук монахини распятие.
Еще одно достоинство постановки – следование традициям. Сейчас в театре существует модная тенденция осовременивания материала, перенесения действия в наше время, как бы для пущей актуальности. Чего, казалось бы, стоило переодеть всех актеров в современные костюмы – и дело в шляпе. Но режиссер ставит перед собой другую, гораздо более сложную и благородную задачу – скрупулезное воссоздание эпохи двора Людовика XIV. На дамах пышные платья, на мужчинах длинные парики, с колосников опускается с десяток богатых золотых люстр.
Перед зрителями разыгрывается настоящая трагедия, в центре которой большой художник и одновременно простой маленький человек – Жан-Батист Мольер. Как отмотать время назад, найти ту поворотную точку, когда «что-то пошло не так», служба превратилась в прислуживание? Может быть, фраза, сказанная королем за ужином: «Сегодня вы будете стелить мне постель»?..
Последние сцены спектакля проходят под непрекращающийся монотонный звук часов, еще более усиливающий нервное напряжение (то и дело актеры срываются на душераздирающий крик) всего второго акта. Назойливое тиканье часового механизма, отсчитывающее секунды до разрыва бомбы – разрыва сердца Мольера. В белой ночной рубахе в пол, почти саване, он выхватывает из толпы танцующих умершую незадолго до него Мадлену Бежар, свою давнюю возлюбленную. Как в гроб, уходят они в огромные напольные часы, стоящие в глубине сцены. Чтобы там, по ту сторону смерти, все исправить, начать заново, повернуть время вспять.
Ника Ерофеева