Лучший региональный театр России Звезда театрала 2023 Лауреат премии «Звезда театрала»

В марте 2015 года в театр пришло письмо от Вадима Борисовича ГРИГОРЬЕВА, который  с 1966 года после окончания режиссерского факультета ГИТИСа (мастер курса – н.а. СССР А.Гончаров) работал режиссером-постановщиком во Владимирском областном театре драмы. За  два сезона, с 1966 по 1969 гг. он осуществил постановку шести спектаклей. Среди них – «Королевский брадобрей» по экзотической пьесе А.В.Луначарского, «Собака на сене» по популярной комедии Лопе де Вега, «Варшавская мелодия» Леонида Зорина и другие. К спектаклю «Королевский брадобрей», в частности,  с интересом отнеслась столичная критика, посвятив ему хвалебную статью  в 15-м номере журнала «Театральная жизнь» за 1968 г.  К этой постановке владимирская пресса обращалась и многими годами позже – уже в связи с именами исполнителей  - заслуженного артиста РСФСР Давида Лосика, народного артиста РФ Николая Теньгаева, любимца публики Бориса  Соломонова…

В.Б.Григорьев  поделился с нами фрагментом своей будущей книги, в котором рассказывается о «владимирском периоде» его творческой жизни. Предлагаем эти воспоминания Вашему вниманию.

Вадим Григорьев 

«ВСЁ  НАЧАЛОСЬ  В  ТОМСКЕ».

 

(отрывок из книги)


grigoriev_01.jpgВернёмся в ГИТИС.  Сданы  госэкзамены по всем предметам.

Настало время распределения. Я не захотел оставаться в Калуге. Трудно сказать, что повлияло на такое моё решение. Может быть, возник некоторый холодок в процессе общения с главным режиссёром В.Ефремовой. Но ведь источником этого холода, скорее всего, был  я сам. Может быть, мне не нравился будущий репертуар театра. Не знаю. Как бы там ни было, я решил искать другой театр. Случай не заставил себя ждать. На меня обратил внимание главный режиссёр Владимирского театра драмы Рюрик Иосифович Нагорничных. Я не стал долго раздумывать и тут же дал согласие ехать во Владимир в качестве очередного режиссёра, с окладом 125 рублей в месяц. В ту пору нам не давали сразу на руки дипломы. Нужно было год поработать по специальности и получить соответствующую характеристику с места работы, подтверждающую твоё право на профессию. По-моему, хорошее было правило.

И вот, я еду во Владимир. Древний русский город, конечно же, поразил моё воображение обилием памятников архитектуры, своеобразием и неповторимой красотой. А окрестности! Суздаль, Боголюбово, Кремль, соборы с Рублёвскими фресками… и вообще всё, что связано с древней отечественной историей. В этом смысле, конечно, Калуга проигрывала Владимиру. Но местная труппа, да и само театральное здание, явно уступали Калужскому уровню. Владимирский театр драмы ютился в малоприспособ-ленном доме, с маленькой, плохо оборудованной сценой,  и небольшим зрительным залом мест на 400. Это было неудобно во всех смыслах. И не только потому, что убогое помещение ограничивало творческие возможности театра, но и закрывало приезд на гастроли во Владимир крупных театральных коллективов. И, тем не менее, в этих условиях мы творили, эксперименти-ровали.  Впоследствии, бывая во Владимире, я видел новый прекрасный театр у Золотых Ворот, новый железнодорожный вокзал и много другой новизны, украсившей облик  крупного туристского центра России.

Первое моё знакомство с новым театром состоялось на выезде в каком-то близлежащем селе. Давали «Женитьбу Белугина». Из всех персонажей мне запомнился статный купец – заслуженный артист РСФСР  Лосик. Это был типичный актёр старой школы. Явно позировал и брал     внимание на себя, но впечатлял. А вот Андрей Белугин, в исполнении Алексанра  Белокринкина, не произвёл впечатления, хотя внешне  выглядел убедительно. В памяти у меня был Алексей Благовестов, исполнитель этой роли в театре Тихоокеанского флота (тот самый Благовестов, который снимался в «Тихом Доне» в роли Степана Астахова). Алексею была присуща искренняя нота ранимого чувства и достоинства, а у Александра была игра.

Второй спектакль я тоже видел на выезде в сельской местности. Играли популярную в то время пьесу сибирского автора Лаврентьева «Чти отца своего». Играли прямо на лугу, недалеко от деревни. Раскрытый кузов грузовой машины образовывал сценические подмостки, на которых и шло представление (была такая модификация грузовика для выездных спектаклей на селе). Декорации, конечно, никакой, кроме двух скамеек. Актёры разболтаны. Нет атмосферы священного театрального действа. Всё как-то запросто, «шаляй-валяй». Пожилой артист Борис Соломонов, даже не потрудился переодеться в сценический костюм, а вышел в чём был. Да и всё было так... Такая простота хуже воровства.

Время шло, надо было выбрать пьесу для дебюта. Хотелось поставить что-то необычное, современное по содержанию и по форме. Рюрик как бы угадав мои интересы и намерения, предложил «свежую» пьесу В.Осипова «Только телеграммы». Этот драматургический материал вроде бы ещё никто не ставил. Забегая вперёд, скажу – сценическая жизнь этой пьесы ограничилась только рамками Владимирского театра драмы и неудачной постановкой в театре на Таганке. Но повторяю, мне никто не навязывал этот трудный материал, я захотел сам. Какой-то творческий азарт преодоления нестандартной драматургии  подогревал мои желания. Мне тогда казалось -  я всё могу, всё преодолею. Вспоминалась известная фраза, приписываемая В. Мейерхольду:  «Дайте мне телефонную книгу, и я поставлю её».  Пьеса «Только телеграммы» буквально соответствовала этому тезису. В ней почти не было привычных диалогов и сцен. Герои, а их, кстати, было всего четверо, по предлагаемым обстоятельствам пьесы, общались между собой на огромном расстоянии посредством писем, телеграмм, телефонных разговоров. Места действия – Москва,  тундра, тайга.  Мне удалось найти с художником Георгием Ивановичем Рачковским своеобразное решение. По порталам и в центре под арлекином находились три транспаранта. Средствами тонированной графики художник лаконично обозначал три главных места действия.  Когда события переносились в тайгу – высвечивался транспарант, символизирующий это место. Причём всё это подкреплялось соответствующим шумовым фоном. Когда загорался транспарант тундры, включалась запись бегущей собачьей упряжки, в тайге – шум падающих спиленных деревьев, отдалённая речь людей и т.д. Задник – условная карта земли в удаляющемся ракурсе.  Станок - крылья самолёта, как бы взлетающего над этой землёй.  Крылья стояли на круге, который вращался и слегка покачивался.  Всё это сопровождалось рёвом авиационных моторов. Мелькали огни, на крыльях мигали красные габаритные лампы.  Эффект был впечатляющий.

Теперь об артистах. Важную роль в постановке играл ведущий. Я выбрал молодого артиста Л.Семёнова, который немного играл на гитаре, и это мне импонировало. Ведущий – бард с гитарой на авансцене – всё это выглядело привлекательно, современно. Подбирали песни  популярных тогда бардов Б. Окуджавы, Ю. Визбора, а кое-что сочиняли сами. Я, помнится, написал стихи к одной такой песне, а завмуз – Людмила Ивановна  Ляскало сочинила мелодию. Музыку я просил писать, стилизуя под манеру М.Таривердиева.

Вот начало этой песни:

Геологи – странники

Люди странные

Любят утра ранние

И рассветы дальние…

А дальше – не помню. Героиню играла, только что пришедшая из Пермского театра драмы – Изольда Высоцкая. Её пригласил  Рюрик  Нагорных, который ранее там работал очередным режиссёром. Актриса - легко возбудимого темперамента, нервная, порой даже излишне, но наряду с этим, следует отметить её умение глубоко проникать в сущность образа и донести его внутренний смысл.  Изольда Константиновна окончила студию МХАТ  вместе с Владимиром Семёновичем Высоцким. Там они и поженились, но, увы, вскоре расстались. Изольда благоразумно сохранила фамилию мужа.  Судьба разбросала их по разным театрам. Звезда Высоцкого ещё только восходила, но многие уже понимали значительность этого имени. Помнится, во время выездного спектакля, наш  радист, в свободное время, поставил бобину с записью Высоцкого. Изольда внимательно слушала и, как человек посвящённый, изредка комментировала те или иные песни.  Репетировать с ней было непросто, но результат получался, как правило, плодотворным. Она часто капризничала, иронизировала, конфликтовала с партнёрами, с режиссёром, но результат получался, как правило, плодотворный. В её героинях всегда ощущалась какая-то судьба, угадывалось сложное прошлое, одним словом, она умела с первого появления заинтересовать зрителя биографией своего сценического образа. И, конечно же, мне повезло в том, что в числе четвёрки актёров спектакля «Только телеграммы» была Изольда Высоцкая.

Повезло мне и ещё с одним актёром. Имя его – Николай Александрович Теньгаев. В жизни это был брюзга, всегда всем недовольный, в театре всех и всея критикующий, но на сцене он преображался. Особую радость доставила мне встреча с ним в другом спектакле, но об этом разговор впереди.                                                                                              В то время, когда мы репетировали «Только телеграммы», Н.Теньгаев не был ещё отмечен званиями и не ходил в корифеях, хотя и был на положении ведущего актёра. Это позже он стал заслуженным, а спустя некоторое время и народным артистом РСФСР.  Но всё это случилось уже тогда, когда я уехал из Владимира.

Но вернёмся к моему первому спектаклю во Владимирской драме. Так вот, Теньгаев в традиционном любовном треугольнике играл роль благородного спасителя. По предложенным обстоятельствам пьесы, это был солидный учёный, профессор, естественно, уже в годах. Он тоже влюблён в героиню, но осторожен и тактичен в своём поведении и т.д.  Роль весьма схематична и, конечно, не выигрышна.  «Доброжелатели», а таковых в театре почему-то всегда находится много, нашептывали мне:  «Теньгаев эту роль завалит, она ему не нравится…».  Но этого, слава Богу, не случилось.  Я подружился с Теньгаевым.

Премьера прошла успешно. Первая работа молодого, активного режиссёра многим понравилась в театре. От неё веяло романтической атмосферой героев шестидесятников. И хотя все говорили, что это не кассовое название, спектакль успешно игрался и прошёл около 30 раз. Это неплохой тираж для подобного эксперимента.

О второй моей режиссёрской работе во Владимирской драме я не буду долго распространяться потому, что она не принесла мне никакой творческой радости.  Речь идёт о детской пьесе «Город без любви»  Э.Устинова. Артисты репетировали увлечённо, верили в успех будущей постановки, а результат вышел обратный.

Впоследствии мне ещё не раз приходилось быть свидетелем подобного явления, когда артисты заразительно репетировали, радовались, смеялись, а в конечном итоге при встрече со зрителем, наступало разочарование. Это одна из многих загадок театра.

В  работе над спектаклем «Город без любви», я впервые встретился с актёром Туйметовым Ильбаром Юсуповичем, впоследствии - народным артистом РСФСР. Он играл короля. Общение с ним в этой роли и в последующих работах, а я старался занимать его во всех своих постановках, доставляло мне огромную творческую радость.

У Туйметова было одно замечательное качество, к сожалению, так редко теперь встречаемое у артистов, а именно, умение развить предложение режиссёра, продолжить его мысль, оплодотворив её собственным актёрским «я».  Артист Туйметов всегда стремился к острому рисунку, наделяя исполняемые характеры яркими, порой эксцентричными красками.

Когда мне предложили поставить «Собаку на сене» Лопе де Вега, я, нисколько не колеблясь, на роль Тристана назначил И.Туйметова. В результате он стал достойным корифеем в ансамбле исполнителей главных ролей. Надо отдать должное актёрам, ансамбль получился неплохой: Диана – И.Высоцкая,  Теодоро – Конухов,  Марсела – С.Соловьёва.

Туйметов Илья (это был русский аналог его имени Ильбар) был страстный рыбак. Этой же страстью был одержим его друг артист Александр Белокринкин. Как только наступал летний отпуск, они брали снасти и отправлялись на Волгу или Оку  у города Горького, находили там какой-нибудь островок, ставили палатку и жили весь отпуск как «Робинзоны». К открытию нового театрального сезона возвращались загорелые, бодрые, хвастались своими рыбацкими приключениями и добычей.

И завершая разговор о творческой индивидуальности И.Туйметова, хочу подчеркнуть – родной стихией его была комедия. Если бы артист в своё время  перешёл в театр музыкальной комедии, не сомневаюсь, жанр оперетты обрёл бы в его лице отличного комика. Об этом я размышляю сейчас с позиций режиссёра оперетты, остро ощущающего явный дефицит ярких актёрских индивидуальностей вообще и среди амплуа комических артистов в частности.

Теперь немного о руководителях театра. Директор – Израиль Михайлович Гиршевич – выдвиженец из «умелых» практиков администраторов  (начинал в Оренбурге, затем искал «счастье» где-то на Севере).  Условность театрального искусства ему была не понятна и не доступна. Конечно, своим напористым и бесцеремонным поведением, И. Гиршевич доминировал над главным режиссёром  Рюриком  Нагорничных. И.Гиршевич также пытался корректировать репертуар театра, но тут уж Рюрик  был непреклонен.

Рюрик Иосифович Нагорничных – образованный, интеллигентный человек,  работал ранее в Пермском театре драмы очередным режиссёром, затем, окончив  высшие режиссёрские курсы,  получил назначение во Владимирский театр драмы на должность главного режиссёра.  Он очень тщательно и кропотливо работал с актёрами, умел анализировать и глубоко проникать в драматургию пьесы. Я в этом убедился сам. В силу производственной необходимости, а это было связано с проведением параллельных спектаклей на гастролях, мне иногда приходилось выходить на сцену в качестве актёра. В частности, он вводил меня на эпизодическую роль адмирала  дальневосточника  в спектакле «Океан»  А.Штейна. Несмотря на то, что это была маленькая роль, он репетировал со мной долго, проникновенно. И я думаю, мы добились неплохого результата.  Для этой роли я был молод, и мне приходилось прятаться за грим, клеить усы. Солидность придавала и военно-морская адмиральская форма. В этой связи, вспоминается  случай на гастролях в  г. Иванове. Мой персонаж  произносил такую фразу:  «Невест у нас не хватает, клич бы кликнуть…». В зале прошёл какой-то лёгкий, одобрительный шумок. И тут я понял, ведь мы находимся в городе невест. В следующий раз, когда мы играли этот спектакль, я не удержался, и более выпукло подал эту фразу. Одобрительный шумок перерос в бурную реакцию, и я сорвал аплодисменты, правда, это не очень понравилось Рюрику.           Вообще, постановка спектакля «Океан»  была большая удача и успех главного режиссёра.  Нагорничных очень точно назначил на роли молодых актёров Р.Челещева  и  Конухова. Особенно хорош был Рудольф Челещев, исполнитель главной роли. Чувствовалась внутренняя сила,   собранность - настоящий социальный герой.  Да и  В.Конухов, с его неврастеничным темпераментом, был интересен. Исполнительницы женских ролей выглядели гораздо бледнее, менее выразительно.

В театре работал ещё один режиссёр Леонид Елшанкин. Он окончил Ленинградский театральный институт. Во Владимире  работал не первый год, «поднаторел», «набил руку», считался хорошим профессионалом. Года через три он перебрался в Иваново, куда его назначили главным режиссёром. Там он оставался до конца своих дней. У нас с ним сложились взаимно уважительные, добрые отношения. Лёня, так же, как и я, ставил три спектакля в сезон, два ставил Рюрик. То есть в сезон выходило восемь спектаклей, таковы были тогда постановочные нормы. Всё, что ставилось сверх нормы, считалось переработкой и оплачивалось дополнительно.  Вспоминая свою постановку «Варшавская мелодия» по пьесе Леонида Зорина, скажу следующее. На этот раз я решил не занимать Изольду Высоцкую, а взял на роль героини Светлану Соловьёву.

Не найдя себя в приказе, Изольда Константиновна  подошла ко мне и с горькой обидой сказала: «Ведь мы так хорошо с Вами работали,  почему же  Вы меня не заняли в новом спектакле?». Что я мог ответить?  «Простите, не вижу Вас в этой роли»… или что-то в этом роде. Мне не хотелось снова  работать с дуэтом  Высоцкая - Белокринкин,  т.к. в постановке «Только телеграммы», нам не удалось выстроить тонких любовных отношений, не было между ними искры.

А.Белокринкин  очень подходил на роль Виктора – героя спектакля «Варшавская мелодия» - высокий, добродушный, улыбчивый русский парень. Светлану Соловьёву я взял на главную роль Гелены, потому что верил в перспективу роста этой молодой актрисы. Она уже сыграла у меня Марселу в «Собаке на сене». Активная, темпераментная, красивая молодая брюнетка хорошо танцевала, пела, была музыкальна, что было важно для новой роли.  Ведь она должна была сыграть певицу - будущую звезду польской эстрады. Ко всему прочему, Светлана не скрывала свои симпатии по отношению к Саше Белокринкину. Да и что там  лукавить, симпатии были взаимны. Всё это, конечно, мне помогло в работе. Ведь на сцене, в течение  2-х часов, только двое – ОН и ОНА  и держать внимание публики можно было, лишь опираясь на искренние чувства. Но этого было мало. Исполнительнице роли Гелены надо было ощутить и выразить шарм прелестной иностранки, найти  лёгкий польский акцент.

И тут меня осенило. Иногда на улицах Владимира встречались офицеры в иностранной форме. Поинтересовался. Оказывается,  в городе находились «ЦОК» - центральные офицерские курсы Варшавского договора. «Наверняка  там есть поляки» - подумал я.  Так у меня появился консультант – пан Кузнер Мечислав – майор Войска Польского. Он действительно оказал нам помощь. И не только в работе над акцентом, но и в правильном произношении фраз, которых в пьесе было не мало: - «Матка Боска»,  «Иезус Мария», «Польска есче не сгинела»  и т. д.

Перед премьерой спектакль решили показать труппе. Показали. Стали обсуждать.  И тут выступила И.Высоцкая  и выдала всем «по полной  программе». Досталось мне, художнику, артистам….

После обсуждения,  Мечислав спросил меня: «Она что, хотела играть Гелену?».  «Да», - подтвердил я.  «Я знал, что в театре соперничество, интриги, - продолжил Мечислав, -  но чтобы была такая враждебная обстановка, не предполагал».

Но, несмотря  на критику некоторых членов труппы, спектакль шёл с успехом. В театре часто так бывает – «свои»  ругают, а публике нравится.

Разумеется, жизнь моя во Владимире не ограничивалась только театром. По заданию областного управления культуры я посетил ряд городов райцентров, читал лекции, занимался с артистами-любителями, как теперь бы сказали, проводил «мастер-класс». В некоторые отдалённые места приходилось летать на самолёте – биплане, проще говоря - «кукурузнике».  Надо отметить, что в 60-е годы Владимир и его окрестности стали привлекательным туристическим местом. Процветали традиционные ремёсла – льняное производство, лаковая миниатюра в Мстёре.  Был возрождён знаменитый ансамбль рожечников.

А народные любительские театры!  Я уже упоминал о своих поездках в область, где встречался с самодеятельным искусством, просматривал спектакли народных театров и отбирал наиболее одарённые и талантливые коллективы для дальнейшей оценки на областном смотре. Нередко я был приятно удивлён профессиональным подходом, страстной увлечённостью да и масштабностью ряда постановок.  Помню приличный спектакль по пьесе М.Горького  «Егор Булычов», уж  забыл,  в каком это было городе. Остался в памяти  «Платон Кречет» Корнейчука. А в одном  из райцентров мне удалось посмотреть музыкальный спектакль – это была оперетта  Ю.Милютина «Цирк зажигает огни».

В самом Владимире было два народных театра – при тракторном и химическом заводах. У химиков  режиссёром был  Л.Елшанкин,  а я руководил народным театром Дворца культуры Тракторного завода.

У меня был очень сильный коллектив. Высокую оценку получил поставленный мной спектакль  «Игла и штык» по пьесе А.Галиева. После просмотра одного из моих артистов-любителей пригласили в труппу Владимирского театра драмы. В одном из самодеятельных  театров был даже исполнитель роли Ленина.  По тем временам - уникальный случай.  По основной своей профессии этот скромный человек был художником районного  Дома культуры. Этот «Ленин» участвовал у меня в массовой сцене.  Меня пригласили принять участие в концерте, посвящённом Октябрьскому юбилею. Вот я и придумал, на основе текста Маяковского, массовую сцену – Ленин на броневике и ликующий народ. Репетировал долго. Участников было много – человек сто не меньше. Их надо было разбить на группы, поставить задачи, да и вообще, долго пришлось возиться.  Выезжал броневик, на нём в «плакатной мизансцене» стоял Ленин, народ торжествовал. В это время я по микрофону читал пафосный текст Маяковского, звучала революционная музыка. В итоге, зрелище получилось впечатляющее.

Концерт проходил в новом здании филармонии, которое, кстати, и было сдано к этому юбилею. За участие в концерте, меня отметили – то ли денежную премию выдали, то ли вынесли благодарность – точно уж не помню.

Расширялся круг моих новых знакомых, с которыми приятно было общаться. Я стал глубже интересоваться историей края. Бывал в Боголюбском замке и разглядывал фрески, на которых последовательно изображены эпизоды убиения Великого князя Андрея Боголюбского. Я сознавал: вот он бесценный материал для сценической трагедии. Первые попытки воплотить трагедию князя Андрея Боголюбского  уже были, в кабинете главного художника я видел рабочий макет. Потом это всё отложили. Забегая вперёд, скажу, что этот сюжет всё-таки воплотился. На открытии нового здания театра у Золотых Ворот играли спектакль «Андрей Боголюбский», в постановке Рюрика Нагорничных.

И как тут не вспомнить Суздаль, его церкви, монастыри, склеп князя Пожарского – спасителя Москвы… Но об этом надо писать отдельно. А жемчужина отечественной архитектуры – церковь Покрова на Нерли! Дух захватывает, глядя на всю эту красоту.

Надо признаться, я действительно полюбил окрестности Владимира. Природный ландшафт, куда ни глянь, изумительной красоты. Мои друзья –  главный художник Рачковский Георгий Иванович и его супруга Мария Александровна – костюмер, заядлые грибники, частенько вытаскивали меня в лес. Далеко ездить было не надо. Выходишь на конечной остановке троллейбуса за Клязьмой - и ты на месте. По весне собирали сморчки, а  летом благородные белые и всякие другие – маслята, опята.

Кто-то из местных мне посоветовал книгу Владимира Солоухина «Владимирские просёлки», которую я с удовольствием прочёл. Многие места я к тому времени посетил, что-то открыл для себя заново. Раз уж я заговорил о книгах, не могу не сказать о том великом потрясении, которое мы все испытали в конце 1967 года, прочтя в журнальном варианте    роман М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита»

Я очень благодарен Владимирскому театру за то, что он подарил мне встречу с двумя великими мастерами русского театра – народными артистами СССР  Анастасией Павловной Георгиевской и Алексеем Николаевичем Грибовым. А было это так.

Я поставил спектакль по пьесе Льва Шейнина «Тяжкое обвинение», этакий детектив с «тенями из прошлого». Спектакль прошёл много раз, как говорится, взял своё. Для того, чтобы возродить к нему новый коммерческий интерес, решили пригласить знаменитых гастролёров. Раньше во многих театрах была распространена такая практика.  Как раз во  МХАТе шёл этот спектакль. Вот и договорились  с  А.Грибовым и с А. Георгиевской.  Объявили три спектакля – один в субботу, два в воскресенье. Несмотря на то, что цены на билеты удвоили, они тут же разлетелись. Звонили обиженные театралы, но, увы, было поздно – аншлаг.

Утром в субботу назначена репетиция, надо же сверить текст, уточнить мизансцены. На сцену выставили декорацию. В зале собралась почти вся труппа, руководство. Я стал объяснять, что требуется сделать в этой сцене. В зале шёпот: «Не трогайте мастеров, пусть они играют, как хотят». Но Алексей Николаевич тактично попросил тишины и обратился ко мне по имени-отчеству: «Я слушаю Вас Вадим Борисович». И началась Репетиция. Я говорю: «Вы играете «горького пьяницу», кладбищенского сторожа Приходько, опасаетесь разоблачения, боитесь за своё место.  Вас вызвал следователь, Вы нервничаете. А что если венок, с которым Вы пришли, висит у Вас на плече, и Вы долго суетитесь, не зная, куда его деть».  Мастер всё это блестяще сыграл. В зале смех, аплодисменты.

«Теперь, - продолжал я, - следователь (его великолепно играл Р.Челищев) просит Вас предъявить паспорт. Вы лихорадочно шарите по карманам, не можете найти, а он лежит во внутреннем левом кармане, полезли туда, а там начатая «четвертинка». Её надо перепрятать».

А.Грибову понравилось это предложение. Принесли «четвертинку», и он с удовольствием выполнил и этот этюд. Репетиция прошла плодотворно.

С Анастасией Павловной прошло всё очень быстро, поменяли только некоторые мизансцены и уточнили сценическую задачу роли, не противоречит ли это моей трактовке. Всё совпало. Отрепетировали до конца и не «через губу», а с отдачей, как и просил режиссёр. Знаменитые артисты продемонстрировали урок этики нашей труппе.

Я убедился, чем талантливее и знаменитее артисты, тем почтительней и уважительней они относятся к режиссёру, независимо от его возраста. Это школа столичного театра.

Спектакли, с участием знаменитых  артистов МХАТа, прошли триумфально. Я пришёл в гостиницу попрощаться.  Анастасия Павловна, в   противоположность «Не верю!» Станиславского, сказала мне на прощанье:  «Верю, верю в Ваше будущее». А Алексей Николаевич завёл меня в номер, достал «четвертинку» и сказал:  «Ну, давай-ка  выпьем за успех. Я думаю, ты мне разрешишь использовать трюк с поиском паспорта?». «Только буду рад», - ответил я. Мы дружески распрощались.

Летом театр отправлялся на гастроли. Нас ждали и хорошо принимали в Муроме, Александрове, Гусь-Хрустальном. В Гусь-Хрустальном играли почти весь репертуар, там был хороший большой Дворец Культуры с колоннами по фасаду. Обычно жили в гостинице недели две. Едешь в этот город, а вокруг тебя обступают плотной стеной тёмные, кажется, не тронутые человеком, сказочные леса. Мне нравятся легенды этого городка. Предприимчивый купец основал в этом месте производство хрусталя. Вокруг был песок ослепительной белизны. И чтобы «застолбить», узаконить своё «дело», купец отправился в столицу. Пробился, видимо хорошо «позолотив» ручки вельможам, на приём к самой императрице, поклонился ей и преподнёс сувенир – Гуся хрустального, своего производства. Изделие императрице понравилось.  «Как называется город, где это делают?» - спросила она.   «А нет названия, государыня матушка» - ответил купец.  «Ну, так пусть отныне он зовётся Гусь-Хрустальный». Так с лёгкой руки Екатерины II, стали называть этот город.

И ещё мне запомнилась одна легенда. В городе есть квартал из маленьких красивых домиков кирпичной кладки. Это хозяин построил для своих мастеров – художников. Бережно он к ним относился, любил их. А мастера-стеклодувы были действительно высококлассные. И вот у одного мастера случилась беда. Заболела маленькая дочка. Совсем ей плохо было, умирала, можно сказать, в бреду просила какие-то цветы. А где их взять, ведь была зима. Взял тогда мастер и изготовил за ночь букет цветов хрустальных неземной красоты. Пришёл отец утром к дочке с «букетом», открыла она глаза, увидела цветы, улыбнулась, хворь-то и отступила. Красивая легенда, правда?  А может, и не легенда. Букет этот хранится в местном музее.

Но оставим легенды в покое. Вернёмся к прозе жизни.

Во время гастролей Гиршевич селил нас в центральной гостинице. Это была плохая гостиница, неухоженная, запущенная. Помнится, я зашёл в номер, лёг на кровать и провалился, как в гамаке, до самого пола. Пружинный матрац был растянут от долгого использования. Пожаловался Гиршевичу. «Ты загляни ко мне минут через пять», - сказал он. Заглянул. Кровать  ровно застелена, никого не видно. Я робко позвал: «Израиль Михайлович, где Вы?».  Молчание. Я открыл шкаф – никого. Наконец, одеяло на кровати откинулось, и Гиршевич выбрался из такого же «гамака», смеётся: «Видишь,  и я в таких же условиях живу. Так что не жалуйся». Ну что ж, приходилось мириться с некоторыми неудобствами быта. Зато зритель был отзывчивый и хорошо принимал наши спектакли. Но не только горячий зрительский приём нравился нашим артистам. Тут вовсю процветал незаконный «хрустальный» бизнес. Во время  спектакля за кулисами появлялись некие люди... Воровато оглядываясь по сторонам, они предлагали «из-под полы» разные изделия – подносы, вазочки, рюмки и прочее.   Всё это наши артисты скупали за бесценок, особенно усердствовали женщины, по частям собирали целые сервизы.

Это были, так называемые, малые гастроли по области.

Владимирский театр выезжал и в большие города. На моей памяти остались и более длительные поездки, такие, как в Иваново, на Украину - в Луганск. Во время гастролей по городам Ивановской области, мне запал в душу симпатичный город на крутом берегу Волги – Кинешма. Тут многое связано с именем нашего русского драматурга-классика Александра Николаевича Островского.  Вот беседка, из которой Лариса Огудалова глядела в заволжские дали, а вот железнодорожный вокзал, где происходили события последнего действия «Талантов и поклонников».   Вот только помещение театра, в котором мы работали, было очень плохим, бывший соляной склад, тоже времён Островского. Как только стены ни красили, всё равно выступала соль. Сцена маленькая, неудобная, круг без мотора, его приходилось вращать вручную, баграми. Ещё не было построено новое здание театра. Зато приятно было бродить по старым улочкам, разглядывать особняки, бывшие купеческие лавки. Главной достопримечательностью, конечно, являлась Волга-матушка.

Не удержусь, расскажу легенду, которую здесь на Волжском берегу и услышал. Да, собственно говоря, всё это красочно изложено в песне «Из-за острова на стрежень….».  Да-да это здесь Стенька Разин утопил несчастную заморскую княжну. Когда он поднял её, чтобы бросить за борт, она вскрикнула: « Кинешь  мя?».  И ведь кинул,  разбойник-душегубец! Потом стал каяться, запил, затосковал, заставил вернуться на место гибели несчастной, велел пристать к берегу, основал там поселение, которое и стало называться Кинешмой по предсмертным словам княжны.  Вот такая история.

Чем мне запомнились гастроли в Луганске в 1968 году?  Красивый южный город, абсолютно русскоязычный. Он ещё совсем недавно носил имя Ворошиловград – дань советской традиции, ведь Клим Ворошилов - соратник Сталина, родом из этих мест. Тут был в большом почёте футбол, славилась местная команда «Заря». Мы с Леонидом Елшанкиным, который, оказывается, был страстным болельщиком, ходили на матч с участием этой команды. Она тогда была на взлёте и имела невероятный успех.

Спектакли играли в местном театре. Здание театра неплохое, но вот беда, рядом проходила железная дорога. Как только мимо мчался поезд – всё громыхало, а к тому же ещё подавал гудки локомотив. Это, конечно, ужасно мешало, разрушало иллюзию восприятия театрального действа. В Луганске мы находились целый месяц. Завершались гастроли спектаклем «Королевский брадобрей» по пьесе А.Луначарского. Это была хорошая прощальная точка. Финал, аплодисменты переходят в  овацию. Занавес на поклон поднимали несколько раз. Мне, конечно, приятно. Ведь я режиссёр-постановщик этого спектакля.

Гастроли кончились, все вернулись во Владимир. Я решил уволиться из этого театра – впереди открывались другие горизонты. Но, прежде чем окончательно поставить точку моему владимирскому периоду, я, конечно, должен рассказать о главном своём детище – спектакле «Королевский брадобрей».

gr3

 

Это была масштабная работа. Сценическая история пьесы невелика. Режиссёры редко обращались к  ней.  Но меня что-то потянуло к этой пьесе. Конечно, сыграло роль и то обстоятельство, что во Владимире театр носил имя А.В. Луначарского.  Но это, разумеется, не главное.  Всесилие тирана, безграничное зло, всё это поднималось до уровня высокой трагедии шекспировских страстей.  Мне удалось увлечь этой драматургией лучших мастеров сцены, которые  в тот период работали в театре. Это Н. Теньгаев, Л. Лосик, Б. Соломонов.  Благодаря  им, спектакль поднялся до высокой ноты трагического звучания. Неожиданно ярко раскрылся талант молодой актрисы Л. Чижминой. Она проникновенно сыграла принцессу Бланку, жертву порочных страстей отца своего. Великолепное художественное оформление и костюмы выполнил Г.Рачковский. Красивое, но, что-то мрачное, инфернальное веяло со сцены. Естественно, я не могу объективно судить о «Королевском брадобрее», но ведь спектакль получил признание  зрителей и высокую оценку театральной критики Москвы. Давайте откроем журнал «Театральная жизнь» №15 за 1968 год. Известный театральный критик  Н.Балашова написала большую, подробную рецензию на эту постановку под названием «Бичующий жестокость и злобу». Привожу эту статью почти полностью.

«… Судя по той продуманной тщательности, с какой решён спектакль молодым режиссёром В.Григорьевым, по тому, с каким вкусом оформлен Г.Рачковским, с какой самоотдачей, внутренней наполненностью сыгран актёрами, - работа эта не была для коллектива лишь данью имени Анатолия Васильевича Луначарского. Над спектаклем  работали увлечённо, с любовью, темпераментно.

…Огромные рыцарские латы, как безмолвные грозные стражи, охраняют пурпурный королевский трон. Шум шагов, звуки голосов поглощают златотканые драпировки, мягкие складки чёрного бархата. Полукружье лестницы ведёт во внутренние покои дворца, и где-то там, в глубине, за её поворотом, будто дразня строгую торжественность зала, сверкает переливами всех цветов радуги яркое пятно оконного витража. И сурово взирает из серой каменной ниши над троном «недремлющее око божье».

А вот и сам властелин этих мест – король  Дагобер-Крюэль (Д. Лосик): хищный орлиный профиль, тяжёлая золотая корона на волнистых седых волосах. Чёрное трико обтягивает по-молодому крепкие ноги, а атласный колет и короткий плащ лишь выгодно подчёркивают могучий разворот плеч, пружинистую силу движений. Да, он всё ёщё красив, этот надменный, могущественный король, привыкший к беспрекословному повиновению подданных. Недаром так вкрадчиво осторожны движения его верного слуги, шута и брадобрея Аристида, чья угодливо согнутая спина,  кажется, уже не способна больше распрямиться. Не способна?  Но тогда откуда этот жадный блеск в полуопущенных глазах Аристида, откуда этот дерзкий вопрос, обращённый к господину – не думает ли король отдать за него, брадобрея, единственную дочь и наследницу престола принцессу Бланку (Л.Чижмина)?  Поглощённый планом женитьбы на собственной дочери, Крюэль будто мимо ушей пропускает наглый выпад лакея – шут есть шут.  Но для самого Аристида этот вопрос подобен Рубикону, перейдя который он уже не может остановиться, не достигнув заветной цели.

Фигаро в обличье и с повадками Мефистофеля – таким играет своего Аристида  Н.Теньгаев.

И оказывается, ещё неизвестно, кто из этих двух страшнее: одержимый преступной страстью король, с сознанием своей полной безнаказанности, силой принуждающий дочь дать согласие на гнусный, кровосмесительный брак,  или возжаждавший власти лакей, когда, осторожно бренча на мандолине и пряча вожделенную улыбку в уголках тонкого, злого рта, он поёт песенку о том, как не хуже господина отправляет на плаху друзей после весёлоё ночной пирушки.

Холодный, расчётливый садизм слуги – результат отлично усвоенных уроков господина, той чудовищной государственной системы дагоберова королевства, где всё прогнило сверху донизу, где правят насилие и жестокость, где сам воздух возле трона становится пагубным и тлетворным для тех, кто им дышит.

На резких контрастах разворачивает перед нами режиссёр страшную картину последней стадии духовного растления человеческой личности. И своего Крюэля Лосик так и играет – личностью крупной, незаурядной, не лишённой юмора и остроты, чьи воля и ум, будь они направлены на дела благородные, могли бы принести немало добра людям. Но они направлены во зло, и потому всё, к чему ни прикасается Крюэль, обращается в проклятие и несчастье. Ведь недаром само имя Крюэль означает в переводе – жестокий,  беспощадный.

Суметь показать человеческое в этом почти что исчадии ада было, наверное, наиболее трудным и для режиссёра, и для актёра. И именно в том, как в обстоятельствах чрезвычайных, почти нереальных живут и мыслят в этом спектакле вполне земные, реальные люди – основная заслуга владимирцев.

И дело здесь не столько в актёрской органике, сколько в логике движения мысли героев и той порой еле уловимой иронии, которая на протяжении всего спектакля незримо присутствует на сцене.

Это не брехтовский приём «отстранения» и не играние актёрами своего отношения к образу. Молодому режиссёру удалось достичь большего: Дагобер, Аристид, Архиепископ, «святая пророчица» Доротея оказались достойными по уму и хитрости противниками, умеющими за произнесёнными вслух словами улавливать их истинный скрытый смысл.

Отсюда взаимоотношения героев – словно непрекращающийся турнир рапиристов: выпад, парирование, снова выпад.


grigoriev_02.jpg

Вот Архиепископ (Б.Соломонов) – благородное, умное, доброе  лицо, неторопливые, полные достоинства движения, плавная, спокойная речь.  Казалось бы, это человек, который должен нести людям только добро и справедливость. Но понадобилось монарху натравить друг на друга своих вассалов, чтобы в этой междоусобице ещё больше укрепить собственную власть и подготовить народ к противоестественной королевской свадьбе, и Архиепископ покорно кивает головой в ответ на вопрошающий возглас Крюэля:  «Война еретикам!  И с нами бог!».  А потом сам же научает «пророчицу» Доротею, как лучше обмануть доверчивую толпу, неожиданно заключая своё короткое свидание со «святой» девой отнюдь не пастырским и не отеческим объятием.  И Доротея (И.Маришина), грозившая до этого Дагоберу всеми карами небесными за греховные помыслы, с той же лёгкостью и поистине актёрским мастерством вещает теперь народу о благах небесных, что даст стране новое супружество Крюэля.  Причём тёмные, греховные глаза пророчицы сверкают в эти минуты совсем не небесным сиянием. Недаром с такой нескрываемой иронией слушает её речи сам Дагобер, неторопливо, оценивающим  взглядом, будто ощупывая при этом тонкую стройную фигуру «святой».

И тогда оказывается, что преступная страсть короля  Дагобера лишь повод, своего рода лакмусовая бумажка, с помощью которой он проверяет прочность своего престола, силу власти над вассалами, покорность отцов церкви. Он просчитывается только в одном – в преданности лакея, почти раба. Крюэль становится жертвой собственной страсти – жажды неограниченной деспотической власти, взлелеянной им самим в душе шута.

Лишилась рассудка доведённая  до отчаяния  Бланка,  на плахе сложили свои головы противники короля, а теперь и он сам с перерезанным бритвой горлом, лежит в безмолвной торжественности тронного зала под безразличным взглядом «всевидящего» бога…. ».

Итак,  завершилась моя режиссёрская деятельность во Владимире.

Благодаря рекомендациям театральных критиков, которые видели мои спектакли во Владимирском и Калужском  театрах,  я получил приглашение занять должность главного режиссёра Русского ТЮЗа  в Ташкенте. Мой переход в Узбекистан был согласован в министерстве культуры СССР.

Прощай, Владимир!  С августа 1968 года началась моя новая театральная деятельность уже в статусе главного режиссёра.

В этом статусе я затем работал в разных театрах страны до конца своей театральной карьеры.  Правда, в последнем своём театре я стал директором. Но об этом и многом другом в следующей книге

г. Москва

29 марта 2015 года.

 

 

Григорьев Вадим Борисович,  режиссёр

Фотографы

На сайте представлены фотографии Владимира Федина, Петра Соколова, Вадима Пакулина, Александра Уткина, Светланы Игнатовой, Анастасии Денисовой, Анны Колесовой, Татьяны Шалухиной, Оксаны Соловьёвой, Елены Птагиной, Екатерины Строговой и Константина Федяева.

Купить билеты ➤